Виктор Ардов
Из пособия для начинающего литератора
Исторические романы
В настоящее время исторические романы у нас пишутся в основном в трёх манерах: 1) почвенной, 2) стилистической и 3) халтурной.
Возьмём в качестве сюжета исторический факт, послуживший художнику Репину для его знаменитой картины «Царь Иван Васильевич Грозный убивает своего сына – царевича Ивана», и посмотрим: что бы сделали с таким эпизодом автор-почвенник, автор-стилист и просто халтурщик.
1. Почвенники
Царь перстами пошарил в ендове: не отыщется ли ещё кус рыбины? Но пусто уж было: единый рассол взбаламучивал сосуд сей. Иоанн Васильевич отрыгнул зело громко. Сотворил крестное знамение поперёк рта. Вдругорядь отрыгнул и постучал жезлом:
- Почто Ивашко-сын не жалует ко мне? Кликнуть его!
В сенях дробно застучали каблуки кованые трёх рынд. Пахнуло негоже: стало, кинувшись творить царский приказ, дверь открыли в собственный государев нужник, мимо коего ни пройти, ни выйти из хором…
Не успел царь порядить осьмое рыгание – царевич тут как тут. Склонился в земном поклоне.
- Здоров буде, сыне. По какой пригоде не видно тя, не слышно?
- Батюшка-царь! Ханского посла угащивал, из Крымской орды прибывого. По твоему царскому велению. Только чудно зело…
- Что ж тебе на смех сдалося?
- У нехристя-то, царь-государь, башка – стрижена.
- Ан брита, царевич, - покачнул главою Иоанн Васильевич.
- Стрижена, батюшка.
- Не удумывай! Отродясь у татар башки бриты. Ещё как Казань брал, заприметил я.
- Ан стрижено!
- Брито!
- Стрижено!
- Брито!
- Стрижено, батюшка, стрижено!
Тёмная пучина гнева потопила разум царя, застила очи. Кровушка буйно прихлынула и к челу, и к вискам, и к потылице. Не учуял царь, как подъял жезлие, как кинул в свою плоть:
- Потчуйся, сукин сын!.. Брито!..
- Стри… - почал было царевич, да и пал, аки колос созрелый под серпом селянина…
Ан уж стучали коваными каблуками и рынды, и окольничие, и спальники, и стольники, и иные царского двора людишки…
Царевич, как лебедь белая, плавал в своей крови…
2. Стилисты
Встал рано: не спалось. Всю ночь в висках билась жилка. Губы шептали непонятное: «Стрижено – брито, стрижено – брито».
Ходил по хоромам. У притолок низких дверей забывал нагибаться: шишку набил. Зван был лекарь-немец, клал примочку.
Рынды и стольники вскакивали при приближении. Забавляло это, но чего-то хотелось иного, терпкого…
Зашёл в Грановитую палату. Посидел на троне. Примерился, как завтра будет принимать аглицкого посла. Улыбнулся: вспомнилось – бурчало в животе у кесарского легата на той неделе, когда легат сей с глубоким поклоном вручал свиток верительной грамоты…
С трона слез. Вздохнул. Велел позвать сына – царевича Ивана.
Где-то за соборами – слышно было – заржала лошадь. Топали рынды, исполняя приказ, - вызывали царевича, гукали…
Выглянул в слюдяное оконце: перед дворцом подьячий не торопясь тыкал кулаком в рожу мужика. Царь тут же приметил на киоте: удобно ли так бить, не лучше ли – наотмашь?..
Сын вошёл встревоженный, как всегда. Как у покойной царицы, матери его, дёргалось лицо – тик. А может так. Со страху.
- Где пропадаешь? – само спросилось.
Царевич махнул длинным рукавом кафтана:
- С татарином договор учиняли…
- С бритым?
- Он, батюшка, стриженый.
Улыбнулся сыновней наивности:
- Бритый – татарин…
- Стриженый…
Отвернулся от скуки:
- Брито.
- Стрижено!
- Брито!
Вяло кинул жезл. Оглянулся нехотя: царевич на полу. Алое пятно. Почему? Пятно растёт…
Вот она – та, ночная жилка: «стрижено – брито»…
Челядь прибывала. Зевнул. Ушёл в терем к царице – к шестой жене.
3. Халтурщики
Царь Иван Васильевич выпил полный кафтан пенистого каравая, который ему привёз один посол, который хотел получить товар, который царь продавал всегда сам во дворце, который стоял в Кремле, который уже тогда помещался там, на месте, на котором он стоит теперь.
- Эй, человек! – крикнул царь.
- Чего изволите, ваше благородие? – ещё из хоромы спросила уборщица, которую царь вызвал из которой.
- Меня кто-нибудь ещё спрашивал?
- Суворов дожидается, генерал. Потом Мамай заходил – хан, что ли…
- Скажи, пускай завтра приходят. Скажи, царь на совещании в боярской думе.
Пока уборщица топала, спотыкаясь о пищали, которые громко пищали от этих спотыканий, царь взялся за трубку старинного резного телефона с двуглавым орлом. Он сказал:
- Боярышня, дай-ка мне царевича Ивана. Ага! Ваня, ты? Дуй ко мне! Живо!
Царевич, одетый в роскошный черпак и такую же секиру, пришёл сейчас же.
- Привет, папочка. Я сейчас с индийским гостем сидел. Занятный такой индеец. Весь в перьях. Он мне подарил свои мокасины и четыре скальпа. Зовут его Монтигомо Ястребиный Коготь.
- А с татарским послом виделся?
- Это со стриженым? Будьте уверены.
- Он бритый.
- Стриженый.
- Бритый!..
Царь Иван ударил жезлом царевича, который, падая, задел такой ящик, в котором ставят сразу несколько икон, которые изображают разных святых, которые церковь считает праведниками.
Тут прибежали царские стольники, спальники, рукомойники, подстаканники и набалдашники…