Вчера, утро.
Мы с Машей и Таней сидим на издательской кухне. Чай допили, но потрындеть охота. Маша рассказывает, как гуляла по Дворцовой с друзьями, а саксофонист играл мелодию из "Эмануэль", причём последние ноты чудовищно плыли. Маша изображает очень смешной звук, не передаваемый на письме, что-то вроде у-и-ы. Таня вспоминает саксофониста, который играет у киосков на Просвете всего лишь две мелодии, так же отвратительно причём. Я тоже вспоминаю его, так как видела однажды. И тут выдаю:
- А мой приятель его чаще видит, когда ездит к маме. Говорит, что он третью мелодию выучил. Удивляется, как продавщицы из киоска его ещё не убили.
Таня тоже этому удивляется. А я обалдеваю от собственных слов. Хм, приятель. Это я по привычке. Всегда так называла его, говоря о нём с другими. Но теперь не то. А всё-таки когда говорила, почти верила, что действительно всё ещё приятель. А кто тогда? Никто? Он - никто? Нет, вряд ли. Формируется что-то вроде полустиший, что "о тебе никогда в прошедшем, о тебе всегда в настоящем". И вопрос без ответа, долго ли ещё я буду резать душу об осколки той хрупкой стеклянной статуэтки, которая была вдребезги расколочена.
Вчера, вечер.
Первый этаж какого-то здания, что-то вроде холла. Я в нём не одна, рядом молодой человек. Я узнала его, хотя голос стал чуть ниже и грубее. И вот он спрашивает у меня:
- Так мне вернуться?
- Да, да, непременно!- радостно отвечаю я, крича при этом изо всех сил.
Здание разваливается на части, уступая место моей квартире, а слово "Непременно!" звучит в моей голове, я ещё пытаюсь прокричать его вслед уходящему мимолётному сновидению, но где там? За несколько секунд осмысляю, что никто не вернётся, что встречи не было. Перед тем, как мне провалиться в сон всерьёз и надолго, охватывает досада не то на себя, не то на сон, не то на собеседника, не то на всю ситуацию сразу.
Сегодня, день.
Несколько раз то впадаю в бессилие и отчаяние, то пытаюсь вытащить себя за уши из этого болота. И вдруг вспоминается Крым.
Тоже суббота, тоже девятое число, только сентябрь. Мы только-только приехали в Сосняк, под Ялту, и вселились в домик. Родители закрыли меня на ключ и поехали в магазин. Их долго не было. Не хотелось ни читать, ни слушать музыку. Думала. Вспоминала один день в январе, особенно отчётливо - некоторые его моменты. Не хотелось верить, что совсем-совсем не любит. И вдруг я проговорила в пустоту комнаты, что не буду плыть по течению, как в тот день, что, если представится случай, сама стану рекой. Как это я вымолвила и что подразумевала, сама не могу вполне уразуметь.
И вот ровно через три месяца я совсем не река. Я заваленный огромными камнями ручей, так заваленный, что и течь он не может.
Если колокол мой упадёт с вершин, схороните его в земле. (с) Мельница.