Нам в школе историк рассказывал. Не знаю, правда это или нет, но историйка занятная. Не помню, как фамилия писателя, но он, творя где-то в тридцатых годах века минувшего, написал повесть, обличающую не то террор, не то колхозы, словом, написал не так и не то, что полагалось писать в сталинское время писателю. И он по главам посылал свою повесть Сталину, так как прекрасно знал, что повесть не издадут, а его расстреляют, но у текста должен быть хотя бы один читатель, и поэтому он посылал повесть вождю всех времён и народов. Об Иосифе Виссарионовиче можно говорить всякое, но литературу он ценил. Все произведения, номинированные на Сталинскую премию, прочёл лично. Так вот дочитав повесть, так оторопел от писательской наглости, что автора не велел расстреливать, его отправили в лагерь. Вячеслав Дьердьевич говорил это со своей не передаваемой на письме интонацией. Примечательно, что Сталин, который не сохранил жизнь своим соратникам по партии, Кирова там, Орджоникидзе, если не сохранил, ибо в лагере была тысяча возможностей погибнуть, то по крайней мере продлил жизнь автору повести, которую, конечно, не издали.
Скоро "писатель", фамилию которого я отлично помню, пошлёт "повесть" (сразу целиком) "Сталину", который не одобрил бы навязанную ему роль. Но "Сталин", даже если будет очень суров, не сможет послать "писателя" ни на смерть, ни в лагерь, ни в ссылку, "писатель" и так почти в добровольной ссылке. Его пытались уломать взять ещё две недели отпуска за свой счёт и ехать на юг. А он отговаривается всякими незначительностями вроде недовольства начальства. которое при желании можно бы и выдержать, неудобства дороги, которое вполне оправдано, но понимает, что не заслужил юг. Здесь пусто и холодно. Здесь нет радости. "Хотел и добился, а сам и не рад". Он будет ходить и улыбаться, хохмить, есть торт, встречать новый год, решать дела, но если не будет в этом огня, жизни настоящей, это будет опять мимикрия под жизнь. Такова плата за дрянное жизнестроительство.
Готовьтесь, Иосиф Виссарионович.