Я не могу откинуть эту любовь. Она закрутила сама себя в штопор, семь раз перекувыркнулась через голову, ударилась оземь, прокатилась до берега реки, шваркнулась в эту реку, вынырнула на другом берегу, залезла под дерево и была им пришиблена, а тем не менее как-то существует, неузнаваемая, жалкая, никому не нужная, ни на что не годная, даже на стихи. Каждый день хочет умереть и - не может. Раньше можно было отдать свои эмоции стихам и законсервировать их там, отпустить во внешний мир. А теперь они даже не требуют выхода, просто бурлят во мне каждый день.
Я не могу откинуть эту любовь. Она кричит, хотя нет того, кто бы откликнулся, она скучает, она хочет поговорить, она чувствует отсутствие, но к кому всё это? Она не пытается задумываться. А когда задумываюсь я, она делает вид, что это её ни в коей мере не касается. Это она видит во сне его дом, это она ждёт сновидений, не я.
Я не могу откинуть эту любовь. Вспоминая последнюю встречу с адресатом моей лирики, я понимаю, что способна только на Галилеево отречение. Только я сама себе Галилей и сама же себе инквизиция, а ещё я сама же себе Галилей после отречения, можно даже обойтись без всяких там "И всё-таки она вертится". Как унизительно, как грустно и как больно!
Я не могу откинуть эту любовь. Я сумела себя убедить, что не нужно отрекаться от полюбившейся мне за все эти годы музыки, вычёркивать из памяти переписки, удалять дневник. Всё это - неотъемлемая часть меня. И нет дня, чтобы я не слушала Van Kanto и Монеточку. Любовь старается не выдать себя, но радуется.
Я не могу откинуть эту любовь.
Но она пытается откинуть меня.