Мне снилось, что у вас разгорелась не та трагикомедия, случившаяся отчасти с моего ведома, а настоящая взаимная любовь - у тебя и у неё, моей неизменной, твоей мимолётной. И каждый из вас уведомил меня об этом. Она - пересылкой вашей переписки, где ты назначил ей встречу у себя дома в 11 утра, а ты - рассказом о предстоящей тебе волнительной встрече, которой ты так ждал, так ждал, что аж уронил кувшин с водой и всю воду разлил; причём рассказал ты мне это, находясь у меня на кухне.
Проснулась и поняла, что безмерно рада невозможности такого развития событий. В любом случае мне спокойнее от мысли, что у вас нет и не может быть никакой романтики, никакой взаимности. До сих пор недоумеваю, как не рехнулась тогда.
Ну не выходит, не выходит у меня забыть, не думать, не говорить с тобой хотя бы вот так, в формате не отосланных писем. Теперь-то особенно обидно. Честно попыталась влюбиться, но пришлось подавить чувство в зародыше - человек этот несвободен. Иногда говорим о науке, песнями "на счастье" обменялись, но мимолётность умерла. И у меня не осталось ничего, кроме музыки, твоей и моей, да вот таких монологах над колодцем. И ещё отсылки в корректурах и книгах. Сегодня в корректуре три отсылки к тебе были. Я теперь действительно танк с повреждённой гусеницей, который кружится на одном месте. Только танкист, повредивший танк и не выбирающийся из него,- тоже я. Скоро год, как мы... Ну, помнишь. И я помню.