Он приехал ко мне, забрал меня с работы. Приехали в какую-то квартиру, но не в его дом. Кухня как мамина, а всё остальное какое-то диковинное. В кухне есть вторая дверь, за ней слышны голоса. Мы сели за стол, опять же как мамин.
- Тебе легко было писать мне то последнее письмо?
- А тебе легко было писать мне в Крым?
Насчёт голосов он пояснил, что там его супруга общается с китайцами на их родном языке. Шепнул на ухо её китайскую кличку. Я так же на ухо спросила, зачем ей такая кличка, но он не ответил. Несколько раз коротко поцеловал в щёку. Вместо радости я испытала - страх. Не боязнь того, что жена может увидеть это, а страх, что он не считает зазорным делать это чуть ли не в её присутствии. Я стала объяснять, что всегда ценила его как друга, собеседника, не переставая относиться как к возлюбленному, спрашивала, можем ли мы общаться без каких-то далёких планов, разумеется, с ведома его супруги. Он ничего вразумительного не ответил. Потом я обнимала его, чувствовала его, как никогда, была этому безмерно рада.
Он спросил:
- Данилова, ты мне нужна?
Я ответила:
- Данилова? Само собой!
- Ой, извини, перепутал. Елисеева, ты мне нужна?
Ответила что-то вроде "Решай сам".
Стала рассказывать, что младшей сестре на мои стихи пофиг. Внезапно появившаяся его супруга подтвердила это, сказав, что узнала это из моей статьи про паприку. Я ответила ей, что статья не моя, я её откуда-то сдула.
Проснулась с тяжёлым гнетущим чувством. То ли потому, что встречи этой не было, то ли потому, что она была. Отчётливо поняла, что в этом сне я была непомерно искренняя. Что в реальности не всегда так. И вот что делать с этим знанием, пока в толк не возьму.