Всё, схлынуло наваждение. Нет никаких весов с гирьками. Опять победил Князь. И слава Богу, с одной стороны. Никакая оплошность мне не грозит. Но как только я поняла, что мимолётность умирает, в душе поселился какой-то холод. Ни поедание сладостей, ни активное чтение воспоминаний Анастасии Цветаевой, единственной адекватной книги из всех, которые в данный момент читаю, не помогает. У меня спрашивают, что со мной, всё ли хорошо. Я отвечаю, что да, всё отлично. Но я пытаюсь понять, как связать одно с другим, эту смерть мимолётности, век которой и должен был быть короток, и этот внутренний холод, это одиночество, это желание общения, никак не помогающего мне в итоге, и связать никак не получается. Это что, внутренний протест против того, что я, извините уж, после недолгого полёта спокойно приземлилась на ту же исходную позицию? Не совсем логично, я сразу знала, что добром возрастание чувства не кончится. Хочу написать ему стихи, последние, чтобы проститься с ним как с объектом мимолётности и снова увидеть его в его прежнем качестве. Конечно, отношение будет немного иным - ко всем адресатам моей лирики у меня особое отношение, которое ни на что не влияет. Но это уже не те зашкаливающие эмоции, какие были в течение этих двух недель, когда я усиленно делала вид, что не изменилась, а внутри всё звенело от напряжения. Да, мама права - нельзя всё время гореть. Лет 10 назад я сказала бы, что в этом горении единственный смысл жизни. А сейчас что? Пылала две недели, а теперь вот оклёмываюсь еле-еле. Нервная система, что ли, не та? Или действительно нервные клетки не восстанавливаются? Я вернула Князю своё сердце и его музыку. Не то чтобы с извинениями, а скорее по привычке, по безысходности. Как в анекдоте про бумеранг. Не очень кстати, но более логичной ассоциации нет.