Позвонила маме тётя Оксана, её я с детства не видела. У её знакомой четырёхмесячный ребёнок вследствие неизвестного вируса стал терять зрение, отслойка сетчатки тому причиной. Один глаз уже не видит, болезнь перекидывается на другой глаз. Маму как опытную стали спрашивать, что делать и куда бежать. У меня отслойка сетчатки по другой причине случилась, да и лет после маминой беготни прошло ох немало. Но мама подсказала, что могла. Меня история впечатлила очень, я даже не думала, что так впечатлит. Я сказала маме: "Пусть у них всё получится, пусть малыш сможет увидеть маму!" И даже неожиданно для себя всплакнула слегка, мама спросила, всё ли в порядке, я ответила, что да, в порядке. Мама могла подумать, что я сокрушаюсь до сих пор, что не вижу. Нет, я по-прежнему если в чём и завидую зрячим, так это в более широких возможностях чтения, чем у меня, так как есть книги, которых нет ни в электронном формате, ни в озвучке, ни тем более по Брайлю, и зрячие могут их читать без посредника, было бы желание. Нет, я пожалела и это дитя, и себя маленькую.

Я узнала, что не имею зрения, очень поздно, и время, когда я пребывала в неведении, до сих пор вспоминается мне как один из самых счастливых отрезков моей жизни. Начался он, едва я начала себя помнить, лет около двух, закончился после семи лет, не помню точно. Я до сих пор не знаю, верно ли было то, что никто не объяснил мне дома, что я незрячая, ну хотя бы перед школой. Те, у кого я спрашивала об этом, узнавали о своей отличительной черте в раннем детстве, по крайней мере до школы, возможно, потому, что те, с кем я говорила, посещали специализированный детский сад. Я же росла дома в окружении любящих родных, добрых знакомых и родственников (даже если они не были такими, я их такими себе представляла), испытывала симпатию ко всякому, кто со мной заговорит, и фантастически сильно привязывалась к тем, чьи голоса мне нравились. Бабуля говорила спустя годы: "Ты думала, мы все такие, как ты". А я не помню, чтобы я думала, кто какой. Помню, играла во дворе, прямо на земле, а рядом стояла мама, а у калитки - баба Нюра, с которой нас разделял общий забор и которой лет 25 уже нет на свете, если не путаю. И она задала какой-то вопрос маме, мама что-то ей ответила, из маминого ответа помню только слово "спецшкола". Это сейчас я понимаю, что разговор шёл обо мне, о моём будущем, возможно, дело и шло к моим семи годам. И когда меня отпускали в отсутствие сестрёнки играть с детьми на улице, видимо, не случайно меня доверяли девочке, которая была старше всех, и за руку меня водила только она. Её звали Наташа, и она научила меня говорить "на-старт-внимание-марш", прежде чем побежать. Вспоминается ещё поездка в Пинеровку, предпоследняя из моих дошкольных. Со мной и мамой в одном вагоне ехала семья цыганского барона. Мама потом сказала, что он из-под Камышина. С одной из его дочек, Мартой, примерно моего возраста, мы болтали, находясь на верхних полках, она дала мне поиграть своим стеклянным мишкой, я осторожно посмотрела его и вернула. Не были ли мы с мамой так же приметны для цыганят, как цыганята для нас? В первый класс я пошла вовремя, но даже проучившись некоторое время в школе среди таких же ребят и понимая, что мои письменные принадлежности и книги не такие, как у родителей, я не до конца поняла ситуацию. Не помню, как и после чего до меня дошло наконец, что я не вижу. Помню, что спросила сама бабушку, почему так случилось, и она мне рассказала. Помню, что мир раскололся. По одну сторону - я и все ученики моей школы, по другую - моя сестрёнка, моя бабуля, родители, деревенские знакомые. Допускаю, что ощущение было ложным, но так мне тогда представлялось, и больше всего угнетало, что именно с сестрой я по разные стороны невидимой преграды. Никакие бабулины истории о людях, имеющих руки-ноги-глаза-уши и так далее в исправности, но разбазаривающих свою жизнь хрен знает на что, и о чудесном мужчине, который не имел рук и ног, но ухитрялся плавать, не могли помочь мне принять ситуацию. Так продолжалось несколько лет, к двенадцати годам я смирилась. Раньше я мечтала начать видеть, чтобы учиться в одной школе с сестрой, а потом я достаточно привыкла к своей школе и перестала об этом думать. Я не переживаю, что не помню, как выглядят мои родные, подруги, возлюбленные. Даже если мне утром расскажут, я к вечеру забуду. Если мне нравится голос человека - значит, он красивый, и всё тут. Про расколотость мира больше не думаю. Но представился мне малыш. Маленькие ручки, сам весь маленький, пока ещё общающийся с миром одними гласными человек. И если не изменится к лучшему, ему проходить примерно вот это всё?! Да, не у всех так, но всё-таки...