Вчера краем уха слышала телепередачу. Диктор с большой долей восхищения в голосе возвестил миру, что знаменитая певица Пелагея в три года читала не сказки, а "Гаргантюа и Пантагрюэль". У меня же эта информация восхищения не вызвала. Она ведь не сама взяла эту книгу с полки, ей наверняка её дали родители. А книга-то совсем непростая, если в неё вчитываться, не случайно ведь Бахтин выделил в этом романе особый хронотоп. Ну совсем не для трёхлетних! К тому же, разве она что-то поняла в этой книге, даже если хорошо знала буквы и прочла составленные из них слова? Мне было 13 лет, я прочла "Евгения Онегина" и замахнулась на "Анну Каренину", которую тогда не прочла лишь по причине отсутствия части романа по Брайлю. К шестнадцати годам я всё ещё воспринимала Пушкинский роман в стихах как-то односторонне, но когда перечитывала фрагменты книги перед поступлением в вуз, поняла, что до сих пор её не читала. Бабушка очень любит пословицу "Каждой ягодке свой срок". Так уж устроен ум, что в определённый период жизни нам по зубам сказки, и то не все, а уж потом мы дорастаем до Пушкина и Рабле. А слова о чтении Рабле в трёхлетнем возрасте, на мой взгляд, просто слова, за ними ничего не стоит. Ну, ещё можно допустить, что небезызвестная личность обладает недюженным умом, способным в столь нежном возрасте осмыслить великую книгу, но, к сожалению, люди с подобным умом слишком рано его теряют, так что лучше уж читать о деяниях Гаргантюа в студенчестве, но зато долго сохранять при себе ясный ум. И ещё околофилологическое. И ещё околофилологическое. Летом у меня состоялась короткая переписка со знакомой по универу, которая старше меня на два курса. Она писала мне, что, долгое время учась на кафедре истории русской литературы, не понимала ни целей, ни задач, ни методов литературоведения, а за год обучения на кафедре русского языка всё это поняла по отношению к лингвистике. Теперь она ярый лингвист и ни под каким соусом в литературоведение не вернётся. И вот в последнее время я задумалась: неужели моё любимое литературоведение когда-нибудь возьмёт и потеряет под собой почву, а будущее за моей не очень любимой лингвистикой? Вопрос пока открыт. Ирка говорит, что надо непременно спросить у научного руководителя, на то он и есть. То же и с моими научными планами: меня действительно заинтересовали литературные соотношения Толстого и Чехова, но все говорят, что тема исхожена вдоль и поперёк, и ничего нового я в ней не скажу. А мне действительно хочется работать в этом направлении. Надо об этом обязательно с Игорем Николаевичем поговорить. И ещё вот эта темка который день в голове крутится.
Объясните мне кто-нибудь, где теперь ссылка "написать у себя"? Вижу под записью ссылку "поделиться", но там ведь она для вставки в контакт или ещё куда. И что, теперь нет возможности закинуть приглянувшийся пост к себе в дневник?
Ну, как обычно, хорошему радоваться в полной мере нельзя. Что я там говорила, меньше пар? Ага, держите карман шире! В последний момент в расписание внесли ещё две пары по немецкому, а никто, кроме Арины, об этом не знал и на пары не ходил. Если рассуждать разумно, то три пары немецкого в предэкзаменационный семестр - очень хорошо, однако на сей раз слишком неожиданно. Я ещё втихомолку радовалась, что в этом семестре не будет окон, но и в этом ошиблась, расписание опять-таки в последний момент изменили так, что с ноября окно в понедельник всё-таки будет. На спецсеминар, как и планировала, записалась к Игорю Николаевичу Сухих. Но вот что мне на голову свалится спецкурс, я совершенно не планировала. Я-то наивно полагала, что спецкурсы - личное дело каждого, поэтому, руководствуясь желанием пощадить бабушку и маму, не записывалась на них, дабы родные из-за меня не сидели очень долго в универе. А тут мне объяснили: мало того, что один спецкурс в этом семестре обязателен, так ещё и зачёт по нему сдавать. А выбор между спецкурсами невелик: древнерусская литература, фольклор, 18 век и 19 век, точнее, молодая редакция "Москвитянина". Пришлось остановиться на последнем. И ведёт этот спецкурс не кто иной, как Кирилл Юрьевич Зубков, принимавший у меня экзамен по руслиту. Остаток этой и следующую неделю спецкурсов и спецсеминаров не будет, а потом начнётся весёлая жизнь. Хорошо хоть, что оставили выходной в четверг, в принципе, это компенсирует все минусы. Да и после мерных каникул соль в жизни не помешает.
Как и в первый день каникул, снилась первосортная околесица.
Деревня. Я, Уля и Денис не то живём, не то квартируем в одном доме, Лия - в другом. У Дениса какой-то молодчик с наглыми интонациями в голосе забрал ноутбук, а потом не хотел отдавать на том основании, что Денис себе ещё купит, купил ведь в прошлом году нетбук в замен прихватизированного кем-то. Денис объясняет, что в прошлом году он работал, а в этом он безработный и денег на покупку ноута у него нет. Я отдаю Денису свою сумку с драгоценностями и мешок с монетами, чтобы он мог всё это продать и на вырученные деньги купить ноутбук. Через какое-то время в комнату через окно проникает украинец (!) и объявляет, что будет здесь жить. Он исследует всю комнату и находит у меня под кроватью сумку и мешок монет, которые я передала Денису. Я, чтобы украинец не взял это себе, говорю, что это моё. Приходит Уля и рассказывает мне стишок про кукол, который они с Лией сочинили. Так как украинец всё ещё в комнате, я передаю сестрёнке сумку и монеты, шёпотом прошу её, чтобы она тайком передала Денису, а тот чтобы спрятал в надёжнейшем месте. Уля уходит, что-то напевая и делая всё, чтобы драгоценности в сумке и монеты в мешке не звенели. Где-то между этими событиями два раза появляется Сталин. В первый раз он за что-то хвалит Дениса, во второй раз подучивает меня нелегально проникнуть в качестве участника на серьёзный конкурс пианистов, главное, надо взять с собой двух Тань или двух Ань. И я, не найдя ни Тань, ни Ань, приехала-таки на этот конкурс, но тут же уехала обратно. И вот вся эта мешанина, включая Сталина, то ли происходит на самом деле, то ли это сюжет книги, которую написал Денис, а читаю я.
Завтра в университет. Расписание мне уже известно, по сравнению с прошлыми годами пар меньше, а в четверг вообще выходной. "Двести лет вместе" прочла. И вот сегодня наконец поняла, что вольная жизнь кончилась. С одной стороны, я рада, так как уже хочется видеться с ребятами, обсуждать преподов и раскидывать мозгами, как сделать за выходные то, это и ещё вон то (А в итоге не сделать ни фига, чем не вариант). Но всё это слишком скоро станет безрадостной рутиной, и я опять буду тут вздыхать о будущих каникулах. Ладно, опыт показывает, что самое сложное - прожить остаток последнего каникулярного дня и первый учебный день, а там глядишь всё придёт в норму.
Эту фразу я, не особо задумываясь над ней, произнесла позавчера, говоря с Денисом о школе и прежних временах. А когда я всё-таки над ней задумалась, то ужаснулась её справедливости. Так ведь и есть, и, видимо, в этом истинная причина такой сильной моей связи с прошедшими школьными годами. Если анализировать, объективныхпричин радоваться было мало, но вот атмосфера нашего класса особенно в течение последних трёх-четырёх лет располагала к веселью. Да, я не любила подколов Кости, лихо переругивалась с Сержем, чувствовала на себе тяжесть медали-гири, а учебный темп был жёстким, сильно влияющим на здоровье. Но были отрезки в течение школьных дней, когда многое было до фонаря, когда все просто радовались жизни - Дениска много зафиксировал на диктофон и прислал мне. Я слушаю на диктофонной записи свой смех и вдруг понимаю, что слишком давно так не смеялась, только хмыкала да подхихикивала. Поводов почти нет. Моё общение с однокурсниками редко выходит за учебные рамки, я ни с кем из них коротко не сошлась, кроме Ирины, опрокидывающей на меня свои знания и не любящей анекдотов. А ведь бабушка справедливо заметила, что через несколько лет у меня и этого не будет, а если на мою голову ещё и семейная жизнь свалится, то я вообще буду вариться исключительно в семейном соку. Если всё это так должно быть, ладно, пусть будет, только вот радостного что-то мало.
Вчера был вполне хороший день. Только два обстоятельства омрачили его: Ульяна была на работе, а бабушка по состоянию здоровья не смогла пойти к родителям. Во второй половине дня я в сопровождении пришедшего за мной папы благополучно прибыла к маме, папа ушёл на дачу делать шашлык, а мы остались дома. Болтали, смотрели телевизор, хохотали, слушая Задорнова. Когда пришёл папа с шашлыком, поужинали. А когда кончился концерт Задорнова, пошли к водоёму, чтобы поглядеть на торжества в честь дня города. Я два года их не видела, потому особенно хотелось там побывать. Ничего не изменилось: та же сцена, те же аттракционы. Однако события всё же произошли. Мы встретили людей с живой обезьяной. Мама принялась описывать мне её, они сами к нам подошли. Мне показали тоненькую и маленькую обезьянью ручонку, я ради хохмы пожала её, сказав "Здорово!", но когда я погладила обезьяну по голове, та коротко запищала, и хозяева попросили её не ругаться. Я спросила о кличке обезьяны, узнала, что это Антоша, семи лет от роду, живёт в вальере и устраивает в хозяйском доме полнейший беспорядок. Вторым событием было то, что после пятнадцатилетнего перерыва я пробовала сладкую вату, и трубочку от неё сохранила в качестве сувенира. около десяти вечера мы решили вернуться домой. Провожал меня к бабушке папа, он был явно в настроении, рассказывал много интересного.
А я между тем не только прочла "Анну Каренину", но и перечитала критическое эссе о главной героине романа. Что ж, время есть ещё, решила прочесть "Двести лет вместе" Солженицына. С его книги каникулярное чтение начала, его же книгой и закончу.)
А между тем я почти два месяца не вижусь ни с кем из сверстников, даже сестру редко вижу. В очередной раз поняла, как это тяжело. Хорошо ещё, что только сейчас начала на эту тему грузиться, а если бы начала это делать где-нибудь в начале августа, уже очумела бы. Где-то вдалеке замаячил новый семестр, но я пока не расстраиваюсь. Расстроюсь, когда меня уведомят о расписании или в крайнем случае по дороге в универ. А потом у меня будет радостная учебная неделя, овеянная ощущением новизны. а потом... Ладно, о плохом не будем. Вчера я закончила читать "Красное колесо". Ох, стиль книги мне понравился, но эмоционально было тяжело. Вообще книжный набор этого лета тот ещё: "Красное колесо", "Воспоминания о войне" Николая Никулина, "Роксолана", "Дом, в котором...", сейчас читаю "Угрюм-реку", ещё планирую прочесть "Дом образцового содержания" и "Анну Каренину" - у меня ещё две недели всё-таки. Надеюсь, всё сбудется и грузиться не потянет. А сверстников моих всё-таки очень хочется увидеть.
Позавчера меня подстригли, снова у меня моя любимая стрижка. Всегда хотела, чтобы она сохранилась на какой-нибудь фотке. Вчера пошли с бабушкой к маме, там я виделась с сестрой и попросила её меня сфоткать. Результат - фото, которое я вчера обновила и в контакте, и здесь. На данный момент - самая свежая моя фотография.
Всё, знаешь ли, как обычно. Во внешней жизни событий нет, далее родительского участка нигде не бываю. Сижу дома, читаю, слушаю музыку, смотрю телевизор да сижу в интернете.
А тем временем я вновь многое в себе поняла. Когда почувствовала, что даже несмотря на свои отчаянные контры с прошедшим у меня в душе всё как-то очень ровно, удивилась этому, а потом сообразила: это оттого, что нет надобности от самой себя бегать, нет необходимости лепить в сознании тебя из «песен, мною любимых, и созданных кем-то стихов», причём тратя на эту лепку почти всю свою энергию. Прошлым летом я только это и делала, и та бредоподобная поездка к родне была попыткой выйти из замкнутого круга, причём очень неудачной попыткой. Теперь я знаю, нет, очень ясно ощущаю, что ты где-то есть и что ты обо мне вспоминаешь, и этого достаточно, чтобы костры в душе не полыхали. Даже если мой светлый мирок на миг поколеблется, я лишь вспомню наши разговоры о южных морях и северных реках, и снова устанавливается равновесие.
А ещё я снова научилась исцеляться музыкой, слушать её для радости. Как жена Василия Фивейского пила вино, чтобы вызвать в себе жгучую тоску по утонувшему сыну, я слушала песни, под которые как-то само думалось о тебе, твой образ появлялся в душе, но и жгло меня сильно, особенно, когда очень долго с тобой не виделась. Об этом мои строки: «Не зови меня песней. Я часто пою её, чтоб ясней свою степень отчаянья осознать». А недавно я закинула на телефон песни, которые очень любила слушать в своё последнее Пинеровское лето, ещё до самой первой встречи с тобой. Слушаю их, и легко становится, радостно. Светлое чувство рождается во мне, когда я узнаю аккорд, звук инструмента, интонацию певца, и это светлое чувство ещё больше подкрепляет меня. Хаоса больше нет, есть твёрдая надежда на лучшее, что смогу учиться, не перенося эти тяжёлые приступы хандры, так меня выматывавшие. Впрочем, это настроение могут развеять первые сентябрьские ветра, но для того я и говорю о нём теперь, чтобы всё-таки не забыть.
Итак, я ни о чём не тревожусь, и ты не тревожься также. Да будет свет.)
sanitareugen - если за месяц отклика не было, то дальше ждать бесполезно.
светотьма - нет, ну кто так упорно ищет? И кто всё-таки до меня это слово создал?
смотрел малыш на папу так влюблённо и крепко-крепко за руку держал. - Но вот он вырос и непринуждённо того же папу далеко послал. Суровая правда, блин.(
левитанский жалость - вот это амальгама! Скоро у меня будут искать Юлию Друнину с вопросами из пятидесятых.)
диктофон телефон плеер - если ты всё это ищешь, сразу приобретай смартфон, а если ты всем этим хвастаешься, то лучше этого не делать.
А ничего такого не было. Впрочем, вчера наконец поняла, что прочла больше половины "Красного колеса", а также кое-что существенное поняла в рекомендованной Лордом Энерджайзером книге. Внешняя жизнь всё-таки не задалась, после долгих дождей и невероятной сырости неожиданно установилась жара, так что в комнате было +28 градусов. Однако бабушка всё-таки вытащила меня на прогулку, когда начало садиться солнце. Походив примерно около часа, мы вернулись домой, но вскорости пришлось идти к маме, чтобы мама, папа и бабушка вместе делали вареники. А мы с сестрой сидели в её комнате, стараясь болтать, но обе были варёные и почти дремали. Потом все поужинали варениками и арбузом. Ну, ничего, главное, мирно.
Если кого-то из вас или ваших родных/друзей/знакомых этот праздник напрямую касается, поздравляю и желаю, чтобы корабль жизни не натыкался ни на какие айсберги.
А для меня противоречивее праздника не было и не будет.
В детстве я его не любила за переменчивость даты, потому сводки о праздновании слушала безучастно.
Пять лет назад мы хотели с родителями и сестрой поехать посмотреть на корабли в Петербург, но затянувшийся родительский скандал не дал нам раньше двенадцати дня выйти из дому, так что увидели мы только чью-то свадьбу да пьяных матросов, а потом перекусили булками, покатили в магазин, накупили всего и никакие приехали домой.
А год назад - не знаю, почему не записала в дневник - мы отмечали праздник с родителями и тётей машей (сестры не было) на даче, делали домлому, тётя маша принесла к чаю пастилу и немецкий штрудель. Уж не помню как, но мы всей компанией переместились на недалёкий от нас участок, там гулял истинный моряк (никак не могу вспомнить имя-отчество). Он показывал мне огромный флаг, потом мы с ним танцевали. Я спросила его, действительно ли на флоте исключительно мужской коллектив. Он ответил, что "девчата" тоже есть на определённых должностях. Я, преисполненная жизнерадостностью, спросила: "И любовь есть?" Он ответил: "Может, и есть, сам не знаю". Долго мы там были, меня закормила фруктами супруга моряка. Вернулись домой совершенно в радужном настроении.
И вот сегодня хочется чего-то неординарного, светлого. Как минимум понять что-то архиважное в читаемых книгах, как максимум опять встретить того лучистого человека. У того и другого все шансы остаться несбыточным желанием. Ну, просто прошёл бы день во всех смыслах гладко, и то радость.
Университет. Встречаю Лиду. После обычного разговора она сообщает, что будет ходить на лекции с кассетным диктиком, даёт послушать сделанную на нём запись. Я говорю, что при неимении чего-то лучшего это неплохо, но по сравнению с моим диктиком качество записи среднее. Спрашиваю, почему Лида не хочет купить нормальный диктофон. Бабушка, сочтя мой вопрос бестактным, хочет отвести меня за угол, чтобы отчитать как следует. Я выражаю свой протест тем, что падаю на колени, какое-то время бабушка так и тащит меня по полу. Наконец я с колен встаю, и бабушка называет меня меломаном фИговым.
Затем я оказываюсь в школе, но помню, что уже не учусь. Выходя из кабинета математики, беру за руку Костю: - Пойдём в детство! Помнишь, какое оно? - Я ничего не помню! - Не верю, объясни! Он приводит меня в коридор, где был наш класс. Мы садимся на кресло. - Помнишь, к нам в школу приезжал (называет иностранную фамилию)? - Нет, меня тогда не было. - Он подсылал ко мне своих бандитов. - Ты их видел? - Более того, они мне на тебя донесли! Даёт мне тетрадь и маленький блокнот, всё измято и исписано. Пытаюсь читать, но, во-первых, никак не могу сосредоточиться на чтении, всё время теряю лист, который читала, а половина тетради – чистейшая околесица. Меня там называли портабельной подружкой Кости, самым серьёзным обвинением в мой адрес было то, что я слушаю Эльдорадио. Я поспешила объяснить, что это радио слушал папа, а я просто была в это время в его машине. Не дав дочитать, Костя повёл меня в наш класс. Я попросила оставить мне эту писанину, я на следующий день верну. Он сказал, что возвращать не нужно, я могу оставить это у себя.
Сомкните плотнее веки И не открывайте век, прислушайтесь и ответьте, Который сегодня век. В сошедшей с ума Вселенной, Как в кухне среди корыт, Нам душно от дикселентов, Парламентов и коррид. Мы все не желаем верить, Что в мире истреблена Угодная сердцу ересь По имени «тишина» Нас тянет в глухие скверы Подальше от площадей, Очищенных от скверны, Машин и очередей. Быть может вот этот гравий, Скамеечка и жасмин – Последняя из гарантий Хоть как-то улучшить мир Не уж то ли наши боги Не властны и вольны Потребовать от эпохи Мгновения тишины. Коротенького, как выстрел, Пронзительного, как крик, И сколько б забытых истин Открылось бы в этот миг, И сколько бы дам прекрасных Не переродилось в дур И сколько бы пуль напрасных Не вылетело из дул. И сколько б «наполеонов» Замешкалось крикнуть «Пли!» И сколько бы опаленных Не рухнуло в ковыли. И сколько бы наглых пешек Не выбилось из хвоста И сколько бы наших певчих Сумело дожить до ста! Консилиумы напрасны Дискуссии не нужны Всего и делов-то, братцы, - Мгновение тишины.