— Девушка, вы одна? — Нет, я с причудами.
Дней восемь назад выкинула из телефона музыку, заставлявшую меня страдать и обострявшую все ощущения. Нет-нет, это сделано всего лишь потому, что она не вызывала прежних эмоций. Закинула в телефон никак не связанный с тобой Adiemus и какое-то время повпечатлялась им. Дня два. На третий ты приснился. А я сокрушалась месяц-другой, что не вижу тебя во сне даже мельком. Снилось, что с одобрения мамы я попала к тебе домой; потом начался неадекват: какая-то немыслимая квартира, кухня, то принимающая вид кухни в моей квартире, то становящаяся совсем незнакомой, а дальше какое-то бабушкино неодобрение, ты, сердящийся за сломанный магнитик… Как-то после этого Adiemus показался каким-то безликим, так что в это воскресенье заменила его Мельницей. Весь последний месяц я почти не выхожу из предрифменного состояния, что ни неделя, то стихотворение. Бабушка сердится на мои стихи, говорит, что чрезмерно много тоски, спрашивает, "сколько это ещё будет продолжаться". Не знаю, самое странное, что знать не хочу. Никакой другой поэзии я выдать не могу. Скоро у меня будет брать интервью одна интернет-радиостанция, будет, конечно, тяжело рассказывать о моей лирике. Понимаю умом, что надо писать иначе, но всё равно иначе не могу. Я и теперь в предрифменном состоянии, у меня есть два замысла, а может, завтра выскочит третий, понятия не имею. И это предрифменное состояние смыкается с тоской, которая всё ещё сидит во мне. Будь что будет.