— Девушка, вы одна? — Нет, я с причудами.
Ситцевая свадьба у них, а мимимизирую тут я.
Я завидую им белой завистью. Вот так взять, пойти рука об руку в новую жизнь, оттолкнув от себя прошлое (я уж не знаю, совсем ли они отреклись от него или просто приняли как данность и живут дальше), это уметь надо. Не то что я - хожу тут третий год по замкнутому кругу, да ещё и с сундуком на спине. Я рада за них, как и за всех, кто счастлив на этой земле.
Я чувствую, что из моей истории с ним я выжала все эмоции и не испытаю ничего нового, но что тогда опять и опять заставляет признаваться ему в любви мысленно? Напоминать о себе не стану, хватит с меня аффектов. Но перестать помнить тоже не могу. Да простит сестра по любви, отмечающая сегодня праздник.
Они наверняка живут светлой жизнью в меру своих возможностей, а я стою на пепелище. Когда-то в стихах я писала, что не сойду с пепелища, пока до дна не будет выпит мой кубок. Своего рода аналог полной чаши эмоций, полной чаши страданий или обеих чаш сразу. Кубок, кажется, выпит, но воз и ныне там. Я отлично понимаю, почему Лиза Тушина ушла от Ставрогина на пепелище. На то место, где он бывал раньше. На место, где жила его безумная жена, оставшаяся в браке девственницей. И Лиза, потерявшая честь и не ставшая женой, пошла посмотреть на убитых. Отчасти желая кстати умереть. Она ошиблась, умереть никогда нельзя кстати, что доказывает её же смерть - может, её мать не потеряла бы рассудок, останься она в живых. Поэтому я за жизнь. Но сойти с пепелища не могу. Так и смотрю на их корабль, отлично зная, что там, на их корабле, никому до меня дела нет.
Год назад в этот день я согласилась поехать в магазин за обновками, хотя ненавижу эти мероприятия. Да, чтобы у меня остались вещи на память об их личном событии. А на следующий день начала читать Василия Яна. Дескать, первая книга, начатая после их личного события. Ничего такого я сегодня не делаю. Разве что послушала немного Кипелова.
Я завидую им белой завистью. Вот так взять, пойти рука об руку в новую жизнь, оттолкнув от себя прошлое (я уж не знаю, совсем ли они отреклись от него или просто приняли как данность и живут дальше), это уметь надо. Не то что я - хожу тут третий год по замкнутому кругу, да ещё и с сундуком на спине. Я рада за них, как и за всех, кто счастлив на этой земле.
Я чувствую, что из моей истории с ним я выжала все эмоции и не испытаю ничего нового, но что тогда опять и опять заставляет признаваться ему в любви мысленно? Напоминать о себе не стану, хватит с меня аффектов. Но перестать помнить тоже не могу. Да простит сестра по любви, отмечающая сегодня праздник.
Они наверняка живут светлой жизнью в меру своих возможностей, а я стою на пепелище. Когда-то в стихах я писала, что не сойду с пепелища, пока до дна не будет выпит мой кубок. Своего рода аналог полной чаши эмоций, полной чаши страданий или обеих чаш сразу. Кубок, кажется, выпит, но воз и ныне там. Я отлично понимаю, почему Лиза Тушина ушла от Ставрогина на пепелище. На то место, где он бывал раньше. На место, где жила его безумная жена, оставшаяся в браке девственницей. И Лиза, потерявшая честь и не ставшая женой, пошла посмотреть на убитых. Отчасти желая кстати умереть. Она ошиблась, умереть никогда нельзя кстати, что доказывает её же смерть - может, её мать не потеряла бы рассудок, останься она в живых. Поэтому я за жизнь. Но сойти с пепелища не могу. Так и смотрю на их корабль, отлично зная, что там, на их корабле, никому до меня дела нет.
Год назад в этот день я согласилась поехать в магазин за обновками, хотя ненавижу эти мероприятия. Да, чтобы у меня остались вещи на память об их личном событии. А на следующий день начала читать Василия Яна. Дескать, первая книга, начатая после их личного события. Ничего такого я сегодня не делаю. Разве что послушала немного Кипелова.